Пока готовлю продолжение опусов о питании в ГУЛАГе и ряд других статей, публикую несколько сканов выписок из протоколов троек при УНКВД Одесской,Николаевской и Свердлвской областей периода массовых операций НКВД 1937-1938гг.
Большая часть(кроме скана свердловской тройки) впервые опубикловано 
allin777
А касательно этих материалов.
Это ж вильна Украина по большей части, при всей ее одиозности, там Служба Безопасности на иных позициях относительно доступа к архивам.
А так, конечно, вообще очень странная ситуация с доступам к архивам ФСБ в стране ,- по большому счету, в регионах все зависит от прихотей местных феодалов-начальников архивной службы либо же главы УФСБ. Если более менее благосклонный мужик, то разрешают работать достаточно спокойно, если же начальника вдруг обуревает административный восторг, то историков и на пушечный выстрел к архивам не подпускают. Такой расклад у нас был с нашим псковским УФСБ. Старый начальник пускал, новый,- почти никого.
А так, по уму, все ведомственные архивы этих лет давно пора сдать на государственное хранение и не делать большие глаза относительно сверхсекретности тех же протоколов. Для того чтобы скрыть секреты, точка не возврата уже пройдена,- слишком много материала опубликовано в период архивной революции 1990-х,реномэ безвозвратно утеряно. Поэтому любые попытки сохранить секретность давно уже известных документов, причем к которым уже был доступ когда-то,- весьма странно.
Edited at 2012-10-02 04:28 am (UTC)
Ну, почему?
Re: Ну, почему?
Хех,
Смищно, да.
Фамилии-то заштриховывают, чтобы сохранить в тайне факт участия того или иного лица в каких-либо событиях, которые теоретически могут бросить тень на и репутацию.
Выписки из протоколов без номера,- абсолютно нормальное явление, причем встречаются не только в период массовых операций,но и раннее. Вы отправьте сумлевающихся вот сюда,- Архив УФСК РФ по Тамбовской области. Д.8727. Л.105. Подлинник. Пускай скидываются не на сталинобус, а на оплату сталинской археографической экспертизы.;)А эти классные заявления, что все подделано,- дешевейший и примитивный способ уйти от всего, что рушит правильную картину мира.
Более того, в комментах там вообще лютые парни попадаются,- упоминают Юрий Игнатича и Илюхина. Это уже клиника.
"Несмотря на очевидную свою важность, учёты и архивы местных органов ОГПУ-НКВД обычно содержались отнюдь не в должном порядке. В 1938 г. архив УНКВД НСО хранил материалы по Иркутской и Омской областям, Алтайскому и Красноярскому краям, которые не были переданы при образовании соответствующих управлений. В некоторых областях чекистские архивы пополнялись за счёт партийных: в октябре 1940 г. бюро Омского обкома ВКП (б) постановило передать отложившиеся в фондах обкома материалы Ишимского политбюро и Тюменской губЧК в оперативный архив УНКВД. Фактически УАО оставались на периферии начальственного внимания, часто получали слабых сотрудников и им практически не добавляли штатных единиц в годы террора, как это было с оперативными отделами. Начальник УАО УНКВД НСО Ф. В. Бебрекаркле показывал, что НКВД СССР в 1937-1938 гг. несколько раз увеличивал численность оперотделов, но отказывал в увеличении аппарата УАО, нагрузка на который очень возросла. Это, разумеется, очень сильно сказалось на качестве учёта и обработки документооборота, резко возросшего в период «массовых операций».
Впрочем, местные архивы и учёты находились зачастую в неудовлетворительном состоянии задолго до периода «массовых операций». Небрежное отношение к делопроизводству было характерно для всех периферийных органов ОГПУ-НКВД. Например, в 1929 г. в хаотичном состоянии были обнаружены дела УСО VIIV Азербайджанской ССР. Малограмотные сотрудники, слабо знакомые с делопроизводственными правилами, нередко по небрежности просто теряли дела. Так, в сентябре 1933 г. аппарат особоуполномоченного полпредства ОГПУ по Запсиб-краю возбудил дело по факту утери следственного дела №80 на троих студентов техникума, обвинённых в террористической деятельности. Утерянное дело было восстановлено. Оперативник Особого отдела СибВО ПН. Басюк в 1934 г. был осуждён на 2 года заключения (с заменой условным наказанием) за халатность — не проследил за уничтожением ненужных дел, и одно из них было продано на базаре «на обвёртку». Многие архивные документы ПП ОГПУ-УНКВД ЗСК в период 1933-1939 гг. не были подшиты в дела и пребывали в беспорядке, россыпью.
«Большой террор» привёл чекистское делопроизводство в совершенно расстроенное состояние. Из акта о работе УАО УНКВД НСО от 13 января 1939 г. следовало, что в ходе «массовых операций» оперативный учет оказался запущен так, что было невозможно установить, где находятся следственные дела. Картотека следственных дел, а их насчитывалось 60 тыс. (преимущественно групповых), была не единой, как предписывалось указаниями центра, а состояла из шести разделов: общесправочная, по делам, рассмотренным в особом порядке, по делам УРКМ, по жёнам врагов народа и др. По делам, рассмотренным в особом порядке, на тысячах карточек значились только фамилии, имена и отчества осуждённых, остальные были подробнее, но на 50% оказались заполнены с браком. Сотни дел по правотроцкистскому заговору, военно-фашистскому заговору и др. крупным делам оказались зарегистрированы под одним и тем же номером, хотя одних так называемых линейных дел на «инонационалов» насчитывалось 1.520 и по ним проходило 11.033 чел. Чекисты отмечали, что ряд арестованных из-за такого учёта оказались фактически потеряны и сидели без допросов. Проверка показала, что некоторые следственные дела были утрачены, а отчётность, направлявшаяся в Москву, не соответствовала действительности.
У коллеги ecoross1 были эпические отчёты комиссии с завода, рабочие систематически прогуливают, приходят на работу пьяные, в рабочее время лежат на травке и бездельничают (и это между прочим в 1937 году). В отчётах по армии военные плачутся, что дисциплина низкая, красноармейцы пререкаются с офицерами, офицеры ходят расхлябаными, небритыми, в грязной форме, пьют. Ну и так далее.
Ну то есть не в 1937, а 1938,39,40
"Кадровые сотрудники авиапромышленности отмечали, что с приходом "переведенных" рабочих резко упала культура труда. Новички, принудительно загнанные на авиапредприятия, относились к новому месту работы как к чужому, нелюбимому, временному пристанищу. Сотрудники парткома завода №22 отмечали: "… Мы обошли три четверти рабочих мест… у любого станка открываешь стол - там булка, грязные тряпки и т.д. Говоришь ему (рабочему - М.М.) - ведь противно булку есть, а он - "ничего, обойдется". На станках валяются проволока, обрывки и т.п., как у свиньи… Ряд станков поломаны из-за того, что к ним относятся безобразно. … Вы поглядите, что у нас творится на рабочих местах, в шкафчиках.. Ведь все верстаки пообломали, замки сломаны, у каждого стула вот такая цепь, что бы не украли, тиски поломаны, пыль, грязь - не пройдешь…".[82] Неоднократно отмечались случаи, когда работу специально откладывали до вечера, когда ее можно было провести в бухгалтерской отчетности как "сверхурочную", причем эта практика распространялась и на ИТР. Выполнение основных обязанностей стало дополнительно оплачиваться как аккордные работы, например, технологи с зарплатой 800 руб. получали премии в 1000-2400 руб. за составление технологии.[83] Судя по всему, убедившись в неэффективности дальнейшего усиления репрессивных форм стимулирования трудовой активности, советский менеджмент пытался простимулировать ударный труд рублем. "
Аналогичным, если не худшим образом дело с учётно-архивным хозяйством тогда же обстояло и на Алтае. Врид начальника УАО УНКВД по Алтайскому краю Н. А. Михайлов был уволен 17 февраля 1938 г.; вскоре его ожидали арест и расстрел. Новым начальником М. И. Даниловым отдел был принят в «самом хаотическом состоянии», ибо вместо единой оперативно-справочной картотеки Михайловым были заведены три: картотека «кулацко-уголовного элемента», картотека на всех остальных арестованных, включавшая также часть карточек на «кулацко-уголовный элемент», и картотека, заведённая не по алфавиту, а по номерам следственных дел. Помимо трёх основных картотек, часть карточек находилась на столах сотрудников в маленьких ящичках. На большинство лиц, арестованных в Барнауле, учётных карточек не нашлось ни в одной из картотек, из-за чего навести справку об арестованном было почти невозможно.
Приняв дела, М. И. Данилов отметил, что в отделе совершенно отсутствуют учёт и движение следственных дел. Вместо учёта дел под собственным номером Михайлов учитывал их (как и Ф. В. Бебрекаркле) по «окраскам преступления», давая им единые номера: дела на участников ПОВ получили №38181, «харбинцы» — №24440, участники «право-троцкистской организации» — №21671 и т. д., что совершенно запутало учёт. Карточки на осуждённых не имели отметок об осуждении и соседствовали с карточками на подследственных заключённых, не были учтены арестованные, находившиеся в тюрьмах УГБ УНКВД, Ежемесячная отчетность об оперативно-следственной работе управления представлялась в НКВД СССР с опозданием на 15-20 дней и не соответствовала положению на указанный период. Архив бывшего Барнаульского горотдела НКВД в хаотическом состояний был свален в углу россыпью и тюками, без разбора и нумерации.
<...>
Также следует учесть, что именно сотрудники УАО занимались уничтожением ненужных документов, среди которых очень многие, безусловно, имели историческую ценность. Например, в январе 1939 г. сотрудник 1-го спецотдела УНКВД НСО по приказу начальников «произвёл сожжение копий приказаний по решениям НКВД СССР и Тройки УНКВД НСО (линейным делам) в количестве 1650 листов и копий альбомов (черновиков) в количестве 52 штук (по линейным делам) — как не требующихся для пользования».